Знакомьтесь – Анна Кротова, мама Алеши 4-х с половиной лет. Ее родной язык – русский, но по жизни ей пришлось расширить свой языковой диапазон.
ЕВ: Вот английский – ты его освоила в каком возрасте?
АК: В возрасте 9-10 лет, приехав в Штаты без какого-либо знания английского языка вообще. Меня просто поместили в языковую среду и буквально через 2-3 месяца я заговорила на английском языке, не прилагая вообще никаких усилий. То есть мое знание английского обусловлено контекстом и решениями, планами, которые принимали родители.
ЕВ: Прошло два года, ты вернулась в Россию – английский был в школе и в университете, и ты его освоила и потом, приезжая в Штаты по разным поводам, и на стажировках за границей, когда училась в университете, да? Где ты была?
АК: Я была в Южной Африке на разных стажировках, и, конечно, английский мне очень сильно помог получить высшее профессиональное образование за границей, в том числе в магистерской программе, и затем в карьере и в профессии.
ЕВ: Ну, и учитывая, что твоя профессия, учеба, жизнь завели тебя в Австрию и Нидерланды, в твоем арсенале появился немецкий язык, а теперь и голландский.
АК: Совершенно верно. Да, я переехала в Голландию в 2013 году и выучила еще и голландский.
ЕВ: И вот – прекрасный голландский муж, прекрасный ребенок… Почему вы так целенаправленно с самого начала решили, что он должен говорить у вас и по-голландски, и по-русски, и, очевидно, и по-английски, учитывая образование, которое дают в Голландии детям, со временем?
АК: У нас не было цели, чтобы Лелик владел каким-то количеством языков, просто у него огромное количество родственников в России и русскоговорящих родственников. И, несмотря на бесконечную любовь с [их стороны], настанет момент, когда общение выйдет за рамки: «хочешь ли ты пирожок?» и «вот тебе подарок», и мне бы хотелось, чтобы он обладал инструментарием, знал язык, чтобы он мог поддерживать эту близкую связь с родственниками благодаря тому, что он сможет общаться на какие-то более сложные темы.
Сейчас он сам уже просит, чтобы я с ним разговаривала только по-русски
А английский он знает опять же, только потому что мы с супругом разговариваем друг с другом на английском – это тот язык, на котором мы друг друга знаем и нам сейчас уже странно переходить на голландский язык. И Лелик просто слышит тоже английский язык, и где-то он у него там оседает в памяти.
ЕВ: Понятно, что он живет в голландской среде, проводит много времени с семьей твоего мужа, и в детский сад ходит голландский. Наверное, трудно сохранять русский язык? Что ты для этого делала, и поддерживает ли тебя в этом муж?
АК: Да, я с самого рождения разговаривала с Алексеем на русском языке, и это было довольно просто, пока мы были вместе, не соприкасаясь с обществом в целом – когда то, о чем мы говорили, не имело отношения к тому, что происходило вокруг. Наверное, лет до трех я строго придерживалась этого правила, и муж меня в этом абсолютно поддерживал, но когда Лелик стал взрослеть и стал более активным участником того, что происходит вокруг, мне стало сложно с ним разговаривать только на русском, потому что вокруг были люди, которые тоже имели какое-то отношение к тому, о чем мы говорили. И тут я начала как-то смешивать, переключаться на голландский.
Но вот сейчас, когда Леле было уже четыре года, мы съездили в Россию на более длительный период, чем обычно – мы там были целый месяц, и за этот месяц все знания русского языка, все, что сидело у него где-то в пассиве, оно вдруг вышло наружу, и он стал болтать, разговаривать очень хорошо. Я поняла, что все эти усилия не прошли даром, и как только появляется благоприятная среда и контекст, то все эти знания выходят наружу. После этого я приняла решение, что буду продолжать разговаривать с ним на русском.
ЕВ: Но ты не просто же с ним разговариваешь, вы и мультики смотрите, и читаете русские книги…
АК: Ну да-да, конечно: мультики, книги, песни, сказки…
ЕВ: А сопротивления у него не было? Вот ты что-то говоришь по-русски, а ему не хочется отвечать по-русски или он не понимает и требует, чтобы ты с ним по-голландски говорила?
АК: Ну, я должна оговориться, что он долгое время мне отвечал по-голландски: я ему говорила что-то по-русски, он отвечал по-голландски, но я понимала, что ему просто не хватает слов. А он любит делать все сразу правильно и хорошо…
ЕВ: То есть перфекционист маленький растет?
АК: Да, маленький перфекционист, и я заметила в нем эту черту довольно рано и поняла, что не буду давить на него, чтобы он сделал ошибку. Но как только его словарный запас пополнился, после того как мы побывали в России пару раз, ему стало гораздо проще разговаривать, и сейчас он сам уже просит, чтобы я с ним разговаривала только по-русски, не любит, когда я с ним разговариваю по-голландски – это вот совсем недавнее явление.
ЕВ: Ну, я надеюсь, что в следующий раз к Дню родного языка мы возьмем интервью у Алексея Василия Де Вриза, известного также как Алеша и Лелик.
Слушаейте интервью
*****
Алина Шевлак, хотя и родилась в России, свой первый день рождения она уже отмечала в США, куда родители уехали по работе. К английскому и русскому потом добавлись французский, китайский и испанский. Сегодня у них с мужем – он родом из Венесуэлы – дочка Валентина. И в ее «лингвистическом» воспитании Алина берет пример с родителей.
АШ: Родители были очень сосредоточены [на этом], говорили со мной только по-русски, это было для них очень важно, и даже удивились, когда я начала говорить по-английски. Они были в шоке. Я смотрела телевизор, и вдруг английские слова начали как-то… – мама учила английский язык, и я начала ей помогать – ну где-то, наверное, в полтора года: какие-то слова я уже знала, а она еще не знала. Потом я ходила два раза в неделю в русскую школу, у меня были преподавательницы, и так же, как многие русские дети, я начала играть на фортепьяно, и учительница, конечно, тоже была русская, и все это очень влияло на язык, и было очень для них важно, и для меня тоже.
ЕВ: Как раз хотела тебя спросить: а тебе-то это было важно? Все-таки дополнительная нагрузка, дополнительное время…
АШ: Конечно, были моменты, когда это все казалось лишним, но я даже ребенком чувствовала, что это важно. Это язык моей семьи, бабушки, дедушки, дачная жизнь [летом в России] – это все наследие, и это все важно. Да, большие были усилия, но я даже в раннем возрасте понимала, что это не только мои усилия – родители должны были меня возить в русскую школу и на все эти уроки. Деньги, естественно, и время на это все шло.
ЕВ: Ну, в общем, ничего удивительного, что ты со своими языками и твой муж, который свободно владеет английским и у него родной испанский, – ничего удивительного, что вы дочь свою воспитываете, наверное, даже трилингвом. Вам с самого начала было ясно, что так будет? И цель в чем была – родительское тщеславие или что-то другое?
АШ: Нет, мы решили это с самого начала. Это было очень важно для нас. И также муж очень поддерживает мои языки и хочет, чтобы я поддерживала русский язык, он сам тоже кое-какие слова учил и учит. Он с родителями разговаривает по-испански, я, естественно, со своими родителями говорю по-русски, и это должно продолжаться в следующем поколении. Мы сознаем, что это будет нелегко, но пока получается. И моя дочь сейчас с моими родителями говорит по-русски, а с родителями мужа она говорит, естественно, по-испански, и пока все идет гладко.
Я думаю, у нее ассоциация не только с языком, но и с человеком, с чувством, с любовью
ЕВ: На минуточку заметим, что ребенок, который говорит на двух языках с бабушками и дедушками, – ему еще не исполнилось и трех лет, что само по себе феноменально. Ну и она ходит в американский детский сад. А как она сама к этому относится? Она понимает, с кем на каком языке говорить? У нее нет путаницы и растерянности?
АШ: Нет, у нее абсолютно нет никакой путаницы. И это, конечно, шокирует.
Например, мой испанский лучше, чем у мужа русский. И она осознает, что я понимаю все, что она говорит по-испански, но также она постоянно мне переводит синхронно – что очень мило – все на русский язык. И бывает тоже, что она предложение скажет сначала ему по-испански, а потом мне переводит на русский. Я думаю, у нее ассоциация не только с языком, но и с человеком, с чувством, с любовью, и это все очень помогает.
ЕВ: Ученые говорят, что раннее изучение иностранных языков очень полезно и для развития мозга – даже, может быть, дело не в самих языках, а в процессе. Вот ты как полиглот – назовем вещи своими именами, что ты можешь сказать: что дает тебе знание такого количества языков?
АШ: Я думаю, мне это дает взгляд изнутри [в том, что касается] разных стран, разных культур, я чувствую нюансы, которые не все понимают, и эти нюансы – не только лингвистические, но они также влияют на взгляд на жизнь. Когда человек понимает язык, он также понимает традиции, литературу, поэзию. Это все дает новую перспективу, которая помогает понимать людей, и для меня это очень важно.
ЕВ: А если бы вы с мужем говорили на одном языке, вы бы хотели, чтобы ваш ребенок говорил на нескольких языках? Хотели бы, чтобы она с раннего возраста приобщилась к другим иностранным языкам?
АШ: Я думаю, мы бы хотели, но, наверное, это было бы очень тяжело сделать, если человек сам этим не занимался. Конечно, если бы она начала заниматься арабским языком, я бы тоже очень радовалась и гордилась. Но это другое. Знать русский язык и знать испанский – это наша жизнь, это наша семья, это наш долг тоже. Мы видим это как часть ее ДНК.
Люди всегда спрашивают, считаю ли я себя русской или американкой. Я практически всю жизнь жила в Америке, но я всегда говорю, что на Олимпиаде я болею за Россию. И это не только язык. Конечно, я английский знаю лучше, чем русский. Но это для меня так важно, и я чувствую, я чувствую в сердце, что я россиянка, и чтобы мой ребенок этого не почувствовал каким-то образом, для меня было бы… ну, невозможно представить, чтобы она не сознавала это.
Слушайте интервью
